Форум » II-ая эскадра Тихого океана » Мы у Скагена стояли... » Ответить
Мы у Скагена стояли...
ГУГА: Мы у Скагена стояли Чуть Ермак не расстреляли И боясь японских ков Разгромили рыбаков Это замечательное с литературно - стилистической точки зрения четверостишье знают видимо все, кто читал Цусиму, и если со второй частью все ясно, то что значит - чуть Ермак не расстреляли?????
Ответов - 44, стр:
1 2 All
Urs: Просто он там тоже был. У этого самого Скагена. Цусиму нужно читать внимательнее :-))))
von Aecshenbach: Для Urs: А что он там делал, не напомните?
s.reily: Про Гулль потерял из виду остальные ветки. В письмах Политовского нашёл такое, на следующий день после инцидента: "У священника на "Авроре" оторвало руку. Просили разрешения зайти в ближайший порт, чтобы сдать его в госпиталь. Адмирал отказал". Как известно, пострадавший впоследствии скончался в Танжере. И что, нельзя было никак сразу же переправить, какие соображения препятствовали?
grosse: s.reily пишет: И что, нельзя было никак сразу же переправить, какие соображения препятствовали? Там же четко написано - АДМИРАЛ ОТКАЗАЛ! Какие еще нужны соображения?
s.reily: grosse Шутить изволите я про Рожественского и говорю. Что у него в голове было? Вряд ли от отправки на берег раненого нарушился бы ход эскадры, или нарушилась бы секретность (хотя о чём вообще речь).
grosse: s.reily пишет: Шутить изволите я про Рожественского и говорю. Что у него в голове было? Ну знаете ли... В процессе изучения истории эпопеи 2ТОЭ вообще, и командования ею ЗПРом в частности возникает еще примерно 10000 аналогичных вопросов - А ЧТО ЖЕ У НЕГО БЫЛО В ГОЛОВЕ? Он вообще, знаете ли, мало что сделал полностью разумного, адекватного и соответсвующего обстановке. Таким образом почти каждое его решение вызывает вышеизложенный вопрос - про голову...
invisible: grosse пишет: вышеизложенный вопрос - про голову... Да... Придумать тралить рейд у Скагена в международных проливах это почти шиза. Здорово его напугали шпиёны.
NMD: s.reily пишет: Просили разрешения зайти в ближайший порт, чтобы сдать его в госпиталь. Адмирал отказал". Как известно, пострадавший впоследствии скончался в Танжере. И что, нельзя было никак сразу же переправить, какие соображения препятствовали? А вот странно, сам командир "Авроры" ни о каких таких просьбах не упоминает. А пишет следующее: "Высоко на горе расположен совсем новенький частный французский госпиталь, всего на пятнадцать коек. Туда перевезли нашего тяжело-раненного батюшку, но и это не спасло ему жизнь, так как через сутки он умер. Для необходимой ему операции вылущения левого плеча он был слишком слаб." В рапорте сразу после Гулльского инцидента, никаких опасений за жизнь батюшки не видно: "Тяжелораненный 9 октября иеромонах отец Анастасий принадле-жит к составу братства небогатого Ростовского, Борисоглебского мо-настыря Ярославской Епархии, в котором имеется всего тридцать братьев. С полной потерей одной руки и ранением ноги он теперь лишен возможности зарабатывать себе пропитание, поэтому я, чтобы его не поставить в тяжелое условие сделаться обузой материально бедным братьям своего монастыря, прошу особого ходатайства Вашего Превосходительства о призрении его и назначении пенсии для обес-печения его дальнейшего существования." http://www.overkilnavy.narod.ru/Lib/rjw/Egoryev01/index.html
SII: grosse пишет: В процессе изучения истории эпопеи 2ТОЭ вообще, и командования ею ЗПРом в частности возникает еще примерно 10000 аналогичных вопросов - А ЧТО ЖЕ У НЕГО БЫЛО В ГОЛОВЕ? s.reily пишет: Что у него в голове было? "У тебя мозги или кю?" (с)
Tsushima: s.reily пишет: В письмах Политовского нашёл такое, на следующий день после инцидента: "У священника на "Авроре" оторвало руку. Просили разрешения зайти в ближайший порт, чтобы сдать его в госпиталь. Адмирал отказал". И что, нельзя было никак сразу же переправить, какие соображения препятствовали? А на кой ляд нужна была суета из-за одного раба Божьего? Раньше было другое отношение к жизни: умер - пострадал за Государя и Отечество, а выжил - повезло. Поэтому в действиях Рожественского нет ничего странного, всё логично и со вскусом времени.
SLV: Ну и, кроме того, не следует забывать, в какой международной обстановке все это дело происходило. Зашедшую в порт "Аврору" запросто могли интернировать.
Anton: SLV пишет: Ну и, кроме того, не следует забывать, в какой международной обстановке все это дело происходило. Зашедшую в порт "Аврору" запросто могли интернировать. Зайти мог и транспорт под коммерческим флагом и даже катер с Авроры (терводы тогда всего-то 3 мили от берега)
NMD: SLV пишет: Ну и, кроме того, не следует забывать, в какой международной обстановке все это дело происходило. Зашедшую в порт "Аврору" запросто могли интернировать. Своз на берег раненого занял бы намного меньше максимальных 24 часов.
s.reily: Я немного в другую степь В воспоминаниях Костенко указывается, что на международную разборку по поводу Гулля потребовали представителей с каждого корабля, принимавшего участие. То, что от штаба послали Кладо широко известно. Костенко упоминает, что по одному представителю-свидетелю послали с "Бородино" и "Александра III" (тех, кто утверждал, что видел миноносцы). А кого послали? Извиняюсь, если ответ был где-либо ранее.
andreyfinn: s.reily пишет: упоминает, что по одному представителю-свидетелю послали с "Бородино" и "Александра III" (тех, кто утверждал, что видел миноносцы). А кого послали? С "Суворова" - Кладо, "Александра" - лейтенанта Эллиса, "Бородино" - лейтенанта Шрамченко, с "Анадыря" мичамана Отта.
andreyfinn: Ксати на сайте Тима выложена работа по этому инцинденту: http://sistematima.narod.ru/Texts/ProizshestvieNSea/a_proizshestvieNSea_titul1.htm
GeorgG-L: Tsushima пишет: А на кой ляд нужна была суета из-за одного раба Божьего А вообще сколько морских батюшек отправилось беседовать со Всевышним в РЯВ?
s.reily: andreyfinn пишет: С "Суворова" - Кладо, "Александра" - лейтенанта Эллиса, "Бородино" - лейтенанта Шрамченко, с "Анадыря" мичамана Отта. Лейтенант Эллис Вениамин Александрович, старший артиллерийский офицер "Александра" - погиб 14.05.1905г. Лейтенант Шрамченко - могу предполагать, что Владимир Николаевич - при Цусиме не погиб - вообще там не упоминается. Мичман Отт - погиб на "Бородино" ревизор мичман Отт 1-й Николай Оскарович - он? Получается, что кто-то вернулся на эскадру и погиб (Эллис, Отт), а кто-то остался (Кладо, Шрамченко). Особенности процесса?
andreyfinn: s.reily пишет: Особенности процесса? Просто Песня, особенно до когда главой русской делегации престарелый Казанков (?- вроде-бы так) был. А из свидетелей знаю, что Кладо с самого начала был только временно прикомандированным - направлен командующим ТОФ для ознакомления штаба 2 ТЭ с обстановкой у Владивостока.
GeorgG-L: andreyfinn пишет: Просто Песня, особенно до когда главой русской делегации престарелый Казанков А разве не Дубасов возглавлял делегацию, а помогал ему Бострем?
andreyfinn: GeorgG-L пишет: А разве не Дубасов возглавлял делегацию, а помогал ему Бострем? Дубасов приехал позднее когда все убедились в полной невменяемости предыдущего главы русской делегации - впал в старческий маразм.
GeorgG-L: Русское правительство предложило прибегнуть для расследования гулльского эпизода к назначению международной следственной комиссии, т. е. к способу улажения споров, предусмотренному постановлениями мирной Гаагской конференции 1899 г., до тех пор еще не практиковавшемуся. Англия приняла предложение. В силу соглашения между обоими правительствами комиссия должна была произвести расследование и представить доклад об обстоятельствах происшествия, в особенности по вопросу о степени ответственности и порицании, которому должны подвергнуться подданные обеих сторон, подписавших соглашение, или какой-нибудь другой страны, на тот случай, если ответственность будет установлена следствием. Членами следственной комиссии были представитель России адмирал Дубасов и Англии — адмирал Бьюмонт; Россия пригласила в комиссию Францию, которая назначила адм. Фурнье, Англия — Соед. Штаты, представителем которых был адм. Дэвис. 22 декабря 1904 г. комиссия собралась в Париже и выбрала 5-м членом австрийского адм. Шпауна. Заседания комиссии продолжались с 9 января по 25 февраля 1905 г. Председателем избран Фурнье. Комиссия допросила множество лиц; в результате следствия выяснилось, что японских миноносцев никто не видел, кроме русских моряков, с самого выхода из Балтийского моря предполагавших, что они должны подвергнуться нападению в пути. Доклад комиссии, принятый частью единогласно, частью всеми голосами против голоса Дубасова, сводится к следующему. Ответственность за канонаду судов и за ее результаты падает на адмирала Рожественского. Суда рыболовной флотилии не совершили никакого враждебного действия по отношению к русским. Ни среди рыболовов, ни вообще в данном месте никаких миноносцев не было и открытие огня адмиралом Рожественским не имело оснований (русский комиссар адмирал Дубасов по этому вопросу остался при особом мнении, а именно, "что поблизости от русской эскадры находились подозрительные суда, которые и вызвали огонь"). Стрельбу даже с точки зрния русской версии комиссия считает более продолжительной, чем это было нужно. Во всяком случае, комиссары признали "приятным долгом единодушно заявить, что адмирал Рожественский лично сделал все, что было возможно, с начала до конца, чтобы воспрепятствовать стрельбе в рыболовов, узнанных как таковых". Тем не менее, большинство комиссаров выразило сожаление, что адм. Рожественский не поспешил, при проходе через Па-де-Кале, известить власти соседних морских держав, что ввиду необходимости для него открыть огонь близ группы рыболовов, эти суда, принадлежащие к неизвестной ему национальности, нуждаются в помощи. В конце доклада сделана прибавка, имеющая целью несколько смягчить суровый его смысл: "Заканчивая рапорт свой, комиссары заявляют, что суждения, в нем формулированные, по их мнению, не бросают никакой тени на военные способности или на чувства человечности адмирала Рожественского и личного состава его эскадры". Выяснив фактическую обстановку Г. инцидента, комиссия сочла свою обязанность исполненной. Остальное, т. е. соглашение Великобритании с Россией относительно размера вознаграждения жертвам катастрофы, было совершено дипломатическим путем. Россия уплатила английскому правительству 65000 фн. ст., которыми и были вознаграждены пострадавшие.
GeorgG-L: Павлов Д.Б. Российская контрразведка в годы русско-японской войны ...Угроза, нависшая над эскадрой, вполне подтверждалась сведениями из-за рубежа, шедшими по дипломатическим, военным и полицейским каналам. В апреле — июле 1904 г. от агентов в Шанхае и Гонконге, в Париже и Копенгагене в Петербург поступили сообщения о тайной переброске японцами диверсионных групп в районы Черного и Балтийского морей, о закупках ими военных судов, станций беспроволочного телеграфа и другого специального оборудования для действий против 2-й эскадры на севере Европы, а также в Красном море и Индийском океане [23]. В донесениях приводились воинские звания, специальности и даже имена японских офицеров, едущих в Европу, маршруты их движения, говорилось о вероятном построении и методах действия японских кораблей на пути следования эскадры Рожественского. В деталях эти донесения могли не совпадать, а некоторые при последующей проверке вообще оказались ложными. Однако в целом вырисовывалась убедительная и тревожная картина, которую дополнили сведения из японских источников, полученные Департаментом полиции. “Вскоре по открытии военных действий на Дальнем Востоке,— докладывал А. А. Лопухин 3 августа 1904 г. товарищу министра внутренних дел,— Департамент полиции при посредстве чиновника особых поручений при министре внутренних дел Мануйлова стал пытаться организовать правильное наблюдение за представителями японского правительства в западноевропейских государствах, и уже в феврале месяце благодаря полному содействию начальника французской секретной полиции Кавара и начальника Разведочного бюро при Министерстве внутренних дел Моро удалось получить копии всех телеграмм японской миссии в Париже, а также ввиду существующей во французском Бюро секретной агентуры в японской миссии, г-н Мануйлов регулярно стал получать значительное количество документов из парижской миссии. Затем, по предположению французской полиции, г-н Мануйлов расширил свою деятельность и установил правильное наблюдение при посредстве домашней прислуги в японских миссиях в Лондоне и Гааге” [24]. В результате летом 1904 г. в Петербург хлынул поток документов, добытых на парижском телеграфе и в западноевропейских посольствах Японии, уже к концу июля число их перевалило за 200 [25]. Содержание этих документов подтверждало намерение японцев воспрепятствовать прохождению эскадры в европейских морях (в одном из писем, адресованных в Париж японскому военному атташе, посол в Голландии Митсухаши прямо говорил о необходимости уничтожить русские военные корабли [26]) и свидетельствовало о наличии у них целой сети агентов, которые наблюдали за ее передвижением [27]. К полученным сведениям в Петербурге отнеслись более чем серьезно. 25 мая 1904 г. адмирал 3. П. Рожественский, к тому времени уже назначенный командующим 2-й Тихоокеанской эскадрой, но продолжавший оставаться одной из самых влиятельных фигур в Морском министерстве, писал адмиралу А. А. Вирениусу: “По поводу сообщений Павлова и Десино следует, мне кажется, принять серьезные меры. 1). Прежде всего предупредить наши суда в Средиземном море, чтоб не зевали и держали себя везде ... на военном положении, не упуская сторожевой службы, заряжения орудий на ночь и должной бдительности как ночью, так и днем. 2). Сообщить Чухнину и Бирилеву, что настало время принимать соответствующие меры во всех портах Черного и Балтийского морей [28] и повышать постепенно настороженность по мере приближения времени отхода эскадры”. Далее адмирал предлагал “разбудить” российские консульства и посольства, а главное — обратиться в Департамент полиции, “чтобы на счет Морского министерства командировал тайных агентов... для исследования шведских и норвежских шхер и мелких портов, а также в местности по Бельтам и Зунду” [29]. Программа Рожественского в Морском министерстве была принята, и именно оно выступило инициатором всех перечисленных мероприятий, взяв на себя и их финансирование. В начале июня 1904 г. соответствующие указания из Петербурга получили главный командир Черноморского флота вице-адмирал Г. П. Чухнин и его коллега на Балтике вице-адмирал А. А. Бирилев. По просьбе морского ведомства министр иностранных дел предписал российскому послу в Берлине информировать правительство Германии “о возможном прибытии в один из германских портов японцев для подготовления покушения на суда ... 2-й эскадры и выразить уверенность, что Германия не допустит подобного на своей территории” [30]. Одновременно по указанию МИДа российскими миссиями в Египте и Турции было организовано секретное наблюдение за появлением японских судов в Адене и Порт-Саиде [31]. Послам в Копенгагене и Стокгольме, генеральному консулу в Лондоне и консулам на Востоке Ламздорф предписал следить за передвижениями японцев [32]. В начале июля 1904 г. российский генеральный консул в Стокгольме В. А. Березников по указанию посла совершил объезд основных портов на западном побережье Швеции и заручился обещаниями здешних вице-консулов немедленно сообщать о прибытии в данный город любого японца. Однако и посол Бюцов, и сам Березников прекрасно понимали, что полученные таким путем сведения не могли претендовать на абсолютную точность и полноту и имели лишь вспомогательный характер [33]. Шаги по линии МИДа вообще были мероприятиями, так сказать, второго плана, а основная нагрузка по организации охраны 2-й эскадры была возложена на Департамент полиции. С этой целью в июне — июле 1904 г. за рубеж им были командированы коллежский советник А. М. Гартинг и подполковник Отдельного корпуса жандармов В. В. Тржецяк, каждому из которых предстояло создать агентурную сеть для предотвращения диверсий японцев, соответственно на севере Европы и в районе черноморских проливов [34]. В отличие от большинства своих коллег во внешнеполитическом и военных ведомствах, имевших официальный статус и пользовавшихся дипломатической неприкосновенностью, чиновники Департамента полиции находились за рубежом на полу- или вовсе нелегальном положении, были снабжены подложными документами и даже свои донесения подписывали псевдонимами: Гартинг именовался “Арнольдом”, а Тржецяк — “А. К. Цитовским”. Степень их “легальности” во многом зависела от характера взаимоотношений правительства данной страны с Россией, однако и в случае, когда эти взаимоотношения были вполне дружественными, невозможно было действовать открыто во избежание международного скандала. Полем деятельности российских контрразведчиков, как правило, являлись государства, в ходе русско-японской войны заявившие о своем нейтралитете. Однако нейтралитет нейтралитету рознь, и активная помощь Франции российским властям, в том числе в области разведки и контрразведки, разительно отличалась от позиции такой же нейтральной Турции. В качестве промежуточного варианта объявленного нейтралитета можно привести Швецию, правительство которой в равной степени допускало содействие шведских компаний российским тайным агентам, с одной стороны, и сотрудничество офицеров своего Генерального штаба с японцами в сборе военных сведений о России — с другой [35]. В целом успешная деятельность российских контрразведчиков за рубежом была часто невозможна без помощи (неофициальной) со стороны высших должностных лиц ряда государств, в первую очередь Франции и Дании, и без содействия российских дипломатов, с которыми у них, как правило, складывались тесные деловые контакты. Использовавшиеся методы добывания информации также не всегда были в ладах с законом. Помимо традиционного и неизбежного наружного наблюдения, если того требовали обстоятельства, практиковался подкуп должностных лиц и прислуги, подслушивание, перлюстрация частной и служебной корреспонденции, тайное копирование, а иногда и кража наиболее важных документов. Считалось, что в условиях войны “все средства допустимы”, как заметил в одном из своих донесений Тржецяк [36]. Район, порученный наблюдению Гартинга, включал Балтийское и часть Северного морей, а также прибрежную полосу четырех государств: Дании, Швеции, Норвегии и Германии. Обосновавшись в Копенгагене, Гартинг развил бурную деятельность: с помощью российских вице-консулов в приморских городах он организовал свыше 80 “сторожевых”, или “наблюдательных”, пунктов, в которых работало до 100 человек местных жителей, установил тесные связи с рядом шведских пароходных и страховых обществ, 9 судов, которых были им зафрахтованы, чтобы с середины августа до середины октября 1904 г. крейсировать в датских и шведско-норвежских водах. В момент прохождения 2-й эскадры число пароходов было увеличено до 12-ти, и Гартинг получил возможность беспрерывно наблюдать движение ее судов [37]. Сильно облегчала задачу Гартинга поддержка, которой ему с помощью сотрудников российского посольства удалось заручиться в ряде датских министерств. В результате чиновники морского ведомства информировали его обо всех подозрительных судах, замеченных в море с датских маяков, полицейские власти получили указание Министерства юстиции содействовать российскому агенту, а МИД и Министерство финансов по просьбе Гартинга обратили внимание таможни на необходимость особо бдительного досмотра прибывающих из-за рубежа грузов и изъятия взрывчатых веществ (ожидалось, что японцы будут пытаться минировать путь следования российской эскадры) [38]. Худшие опасения подтвердило появление в балтийских проливах миноносцев без опознавательных знаков, неоднократно зафиксированное наблюдателями Гартинга, а также неожиданный приезд туда в сентябре японского морского атташе в Берлине капитана Такигава и группы его “сотрудников”-немцев (один из них ночью с мыса Скаген тайно подавал сигналы в море). Впрочем, Такигава и его сообщники были сразу взяты под наблюдение, вскоре арестованы датскими властями и высланы из страны [39]. Выход в море 2-й эскадры неоднократно откладывался, но 2 октября 1904 г., наконец, состоялся. Из Либавы эскадра направилась к балтийским проливам, соблюдая меры предосторожности: впереди шли отряды тральщиков и миноносцев, отгонявших встречные суда, которые броненосцы провожали дулами своих орудий, сторожевым катерам был отдан приказ стрелять в любое подозрительное судно, а основным силам — находиться в полной боевой готовности [40]. Еще перед выходом в море офицеры были предупреждены о грозящей эскадре опасности. По свидетельству участников похода, на кораблях царила крайне нервозная обстановка: вглядывались в каждый встречный корабль, следили за горизонтом, тщательно исследовали “малейшее пятнышко на воде” [41]. К счастью, опасные места удалось пройти без особых приключений, и вечером 7 октября, покинув “владения” Гартинга, эскадра вошла в Северное море, двигаясь шестью отрядами. Однако не прошло и суток, как отставший транспорт “Камчатка” телеграфировал о том, что его атакует несколько миноносцев. Прошло еще три часа, и с флагманского броненосца, находившегося в последнем (шестом) отряде, заметили “быстро надвигающиеся расходящимися курсами силуэты малых судов без всяких огней” [42]. Осветив их прожекторами и убедившись, что это миноносцы, отряд открыл огонь, стараясь не причинить вреда находившимся поблизости рыбачьим баркасам. Через 10 минут таинственные суда скрылись, стрельба прекратилась, а броненосцы продолжили путь, опасаясь повторения атаки. На следующий день мир узнал, что жертвами инцидента на Доггер-Банке стали английские рыбаки. Описанное происшествие, известное как “Гулльский инцидент” (по месту приписки английской рыбачьей флотилии — городу Гулль), поставило Россию на грань войны с Англией. Оно остается загадочным до сих пор, хотя обстоятельства происшедшего по горячим следам расследовались в Великобритании, а в конце 1904 — начале 1905 г. особой международной комиссией, заседавшей в Париже. В ходе разбирательства России не удалось привести прямых доказательств присутствия японских военных судов ни в ночь на 9 октября 1904 г. на Доггер-Банке, ни в европейских водах в описываемое время вообще. На наш взгляд, выяснить, был ли “Гулльский инцидент” английской провокацией, как продолжают утверждать некоторые современные отечественные авторы [43], или трагической случайностью, как решила парижская комиссия, или же, наконец, он явился следствием действий японских миноносцев, как были убеждены и на самой эскадре, и в официальном Петербурге, можно лишь обратившись к японским архивным документам [44]. Для выяснения обстоятельств происшедшего в начале ноября 1904 г. в Париж отправился сам директор Департамента полиции Лопухин. В ходе проведенных им неофициальных переговоров с президентом республики, министром иностранных дел и руководителями французских секретных служб выяснилась готовность Франции в рамках франко-русского союза и впредь оказывать услуги российской секретной полиции [45]. Это создавало почву для продолжения там контрразведывательной работы чиновников Департамента полиции. Миссия Гартинга закончилась в середине ноября 1904 г., когда подведомственный ему район благополучно прошли корабли эскадры, по тем или иным причинам задержавшиеся в Либаве. Уезжая из Копенгагена, Гартинг передал часть своей агентуры здешнему российскому военному атташе.
andreyfinn: GeorgG-L пишет: разве не Дубасов возглавлял делегацию, а помогал ему Бострем? Приведенные Вами выдержки очень интересные. Но есть и более "детективное чтиво" Вот по этой ссылке http://www.overkilnavy.narod.ru/Lib/rjw/Shtenger/Shtenger02.html есть часть восспоминаний генерала В.А. Штенгера, про подготовку к плаванию 2 ТЭ. К сожалению, вторая наиболее интересная часть его воспоминаний посвященная процессу по расстрелу рыбаков там отсутствует. Если позволит время постараюсь на выходынх восполнить этот пробел.
NMD: andreyfinn пишет: часть восспоминаний генерала В.А. Штенгера Если американский атташе не ошибся и Штенгер в то время отвечал за флотскую разведку, он много чего мог бы порассказать...
GeorgG-L: NMD пишет: Штенгер в то время отвечал за флотскую разведку, он много чего мог бы порассказать... Это точнно
andreyfinn: NMD пишет: Если американский атташе не ошибся и Штенгер в то время отвечал за флотскую разведку, он много чего мог бы порассказать Завтра попробую скинуть - как по мне оочень позновательно!
andreyfinn: Вторая часть воспоминаний флота генерала В.А. Штенгера: Таким образом, время выхода эскадры было назначено. Суда сосредоточивались в Ревеле, где их в последний раз посетил Государь император. С адмиралом Рожественским все штабные расстались с глубокой грустью. В Штабе началась работа другого рода: все возможные меры по охране пути эскадры в предвидении возможных покушений на суда со стороны японцев. Пришлось войти в тесное сношение с Департаментом полиции. Который завалил нас всякими агентурными сведениями. Так как мы начали получать сведения о намерениях японцев помешать различными способами свободному следованию эскадры, то в распоряжение Главного Морского Штаба Департаментом был командирован чиновник Гартинг. Впоследствии стяжавший громкую, но печальную известность. При первой встрече с Гартингом он произвел на меня крайне отрицательное впечатление. Я определенно заявил сослуживцам, что этот чиновник в вицмундире не внушает доверия. Однако. Многие моего взгляда не разделяли. Апломб у Гартинга был очень большой, говорил он очень много и развивал всякие планы, как он поведет охрану. Вскоре он явился с готовым проектом, согласно которому. Организовывал целую сеть постов по побережью Скагена, обслуживаемых местными жителями, за хорошие деньги, кончено, а сам находился во главе целой местной рыбачьей флотилии, которая должна была крейсировать на пути следования эскадры и сообщать ему о замеченном. Для поддержания своих планов он не упускал случая нам представлять все более и более страшные агентурные сведения. Якобы им полученные. Денег он изводил уйму, уезжая в Швецию и организуя там охрану, как он нам объяснял; было ли это, однако, так в действительности, - сказать затрудняюсь, В помощь, ему. По этому же делу, примазался еще один полезный деятель – Мануйлов, впоследствии не менее Гартинга приобретший известность. Этот, впрочем, редко появлялся у нас в Штабе и особых дел с ним не было. Гартинг сообщал нам, что «тогда-то видели двух японских морских офицеров с чемоданом, в котором была мина; видели старый миноносец, видимо, купленный и приспособленный японцами»; наконец, - появились новейшие японские миноносцы и т.д. и т.д. – одно страшнее другого. И хотя закрадывалось большое сомнение в справедливости его сведений. Но надо отдать ему справедливость, - он умел хорошо придать всему оттенок правдоподобия, и так как проверить его не было никаких средств, то и приходилось с его сообщениями считаться. Нас, штабных, было очень мало и выделить кого-либо на проверку в Швецию и Данию было невозможно; свободных офицеров вообще не было. Все ушли на эскадре; да и кроме того, такое специальное дело требовало и особых людей, и таких именно среди офицеров трудно было найти. Приходилось мириться с положением и пользоваться крайне дорогими услугами присланных нам специалистов. Свих немногочисленных агентов, из бывших офицеров, с трудом удалось подыскать и их послали в более отдаленные пункты – как, например, в Красное море. Пока от них мы никаких тревожных сведений не получали. Так протекали первые дни плавания эскадры, как вдруг грянул гром – получена была телеграмма Командующего о попытке японских миноносцев атаковать эскадру во время прохода у Доггер-банки. Миноносцы будто бы вышли из Гуля, агентура об этом уже сообщала нам в Штаб раньше. В свою очередь Штаб обо всем сообщал Начальнику эскадры и, вероятно, только даром нервировал его и весь судовой состав; но, можно ли было об этом умолчать, взяв на свою ответственность, и что было бы, если бы в наших агентурных сведениях оказалось хотя бы доля правды, а мы бы этого не сообщили? Суда эскадры стреляли по видимым миноносцам, потопили два – оказавшихся потом рыбачьими пароходами, и благополучно проследовали дальше, миноносцы же куда-то скрылись; но это происшествие имело дальнейшие последствия и стало известным под названием «Гульского инцидента». К разбору этого дела я случайно оказался близким, и так как оно представляет несомненный интерес, то я здесь на нем остановлюсь. Потопление артиллерией судов нашей эскадр у Доггер-банки двух английских пароходов послужило поводом для англичан потребовать удовлетворения. Русское правительство признало действия своего адмирала правильными и настаивало на том, что действительно два японских миноносца пытались атаковать суда эскадры: английское же правительство это категорически отрицало, доказывая. Что никаких миноносцев в тех водах не было. Адмирал Рожественский доносил, сто все рыбачьи пароходы держались в море без установленных огней, что несомненно облегчало маневрирование находившихся среди них миноносцев; англичане же это отрицали. Все это, а также и сам факт боевой стрельбы с судов в нейтральных водах, повели к тому, что дипломатическими сношениями была установлена необходимость образования международной следственной комиссии для разбора произошедшего инцидента.
andreyfinn: Пока шли переговоры о составе комиссии и выяснилось, что она соберется в Париже в декабре месяце. У нас, в Морском Министерстве, намечались кандидаты. Выбор Начальника остановился на генерал-адъютанте адмирале Казнакове и я был назначен секретарем при нем. Я занялся собиранием всех имеющихся в Морском министерстве материалов по Гульскому инциденту, приемкой денег и пр. хозяйственными приготовлениями для поездки. В то же время подъехали присланные с судов эскадры из Виго свидетели инцидента – капитан 2 ранга Кладо и три офицера с разных судов. Наконец, сборы были закончены и делегация выехала по назначению в Париж. С нами выехал и барон М.А. Таубе, командированный от Министерства иностранных дел как юрист и выдающийся специалист по международному прву4 в помощь ему был назначен г. Мандельштам, драгоман Посольства в Константинополе, который должен был прибыть позднее в Париж. Кроме того, в состав делегации был еще включен советник Посольства в Париже А.В. Неклюдов. Послом во Франции в то время был А.И. Нелидов. Адмирал Казнаковы был уже преклонного возвраста и заботы о своем здоровье и удобствах, по необходимости, были у него на первом плане; дело его уже менее интересовало, и состояние его, вообще, таково. Что сосредоточиться на чем-либо ему было довольно трудно. Невольно иногда возникали сомнения, как это он справится с возложенной на него задачей, и почему начальство именно его избрало; но еше не было случая определенно судить об его отношении к делу, умении разбираться в людях и фактах и руководить работой. Все это было еще впереди, хотя сомнения уже и закрадывались в душу. Н.Л. Кладо все время в пути очень оживленно беседовал со случайными пассажирами и. главным образом, с корреспондентами газет, которые, несмотря на все принимаемые, по приказанию адмирала. Меры, все же ухитрялись попадать в интересующий их вагон норд-эскпресса. Я упоминаю здесь об этом потому, что позднее все это дало Н.Л. Кладо материал для фельетонной статьи, которую он поместил в «Новом Времени». Прочесть ее нам привелось уже в Париже. Статьей этой Кладо вызвал очень обостренные к себе отношения со стороны адмирала и всех офицеров, так как оглашение в печати совершенно интимных обстоятельств из жизни всех нас, офицеров-путешественников, нельзя было назвать иначе, как весьма неудобным приемом. И это особенно потому, что выдержки из статьи немедленно же появились во французских газетах и вместо того, чтобы поддержать в глазах иностранцев престиж русских представителей, в чем, казалось бы, должен был быть заинтересован и сам Кладо, он всех выставлял в комическом виде и призывал таким образом и хозяев наших, французов. Посмеяться над русской делегацией. Фельетон этот появился в Париже, когда место адмирала Казнакова уже занял другой – адмирал Дубасов, которого непосредственно, следовательно, Кладо не затрагивал; и тем не менее именно адмирал Дубасов, отнесся серьезно к его действиям и, по общему соглашению. Отношение к нему установилось крайне сдержанное. Но возвращаюсь к путешествию. На дной из крупных станций адмиралу Казнакову не удалось уклониться от назойливых корреспондентов. Я присутствовал при его переговорах с одним из них, видел, в каком затруднительном положении адмирал оказался, и тут у меня сложилось в первый раз убеждение, что адмирал принял на себя непосильное бремя, - исчезла надежда, что он сумеет достойно справиться с тяжелыми обязанностями представителя России в Международной Комиссии. Около четырех часов пополудни мы прибыли в Париж и были встречены нашим морским агентом и представителем Департамента Полиции П.И. Рачковским, с которым я здесь встретился впервые. Человек этот оказался в высшей степени интересным. О приезде делегации ему сообщил Директор Департамента Полиции А.А. Лопухин, предложив быть в распоряжении адмирала. Мы остановились в приготовленных комнатах «Отель Mirabeaux» на rue de la Parix. Здесь нас встретил советник Посольства А.В. Неклюдов, с которым тут же была намечена программа для последующих дней. На следующий день с адмиралом отправился в Министерство иностранных дел, на quai d”Orsay, где для нашей комиссии было отведено прекрасное обширное помещение. Иностранные адмиралы, участники комиссии, еще не съехались; кроме чинов английской делегации, во главе с адмиралом Sir Louis Beaumont, ожидался американский адмирал Dawis. Вопрос о том, будет ли еще австрийский или германский адмирал, был еще не решен. От французского флота был назначен адмирал Фурнье, с которым наша делегация немедленно вошла в близкий контакт. В один из ближайших дней состоялось наше представление Президенту Республики. Затем подъехал американский адмирал со своим адъютантом и наличным членам комиссии предстояло решить, кого еще пригласить в качестве члена. Как сообщили нам состоявшие при иностранных адмиралах офицеры, предложено было пригласить австрийского адмирала и был уже намечен подходящий кандидат. Назначено было специальное заседание для решения этого вопроса, и чтобы облегчить дело адмиралу Казнакову. Я передал ему записку с именем намеченного кандидата, чтобы он его случайно не забыл. Адмирал охотно согласился назвать указанное в записке лицо. Однако, как потом выяснилось. В секретном заседании без нашего участия адмирал наш про записку забыл и упорно стоял на приглашении австрийского адмирала, с которым когда-то во время плаваний ему пришлось познакомиться, но который, к сожалению, уже давно переселился в лучший мир; присутствовавшие адмиралы убеждали Казнакова избрать другого кандидата, но по рассеянности и забывчивости он все снова возвращался к своему кандидату, чем привел всех в полное недоумение. В конце концов, все же намечено было пригласить австрийского адмирала Шпаун (Шпауна), которого все считали наиболее подходящим. Однако, после этого заседания нам, состоящим при Адмирале, конфиденциально и в очень деликатной форме дали понять, как бы Адмирал Казнаков не встретил затруднений при выполнении возложенной на него задачи. Положение создавалось крайне трудное. К счастью, приближались праздники Рождества, и после непродолжительного обсуждения в распорядительном заседании комиссии было решено начать занятия лишь после праздников. Пользуясь таким удобным положением, я отправился к нашему послу А.И. Нелидову. С которым давно был знаком по Константинополю. Ему я рассказал подробно и совершенно откровенно положение дела и просил, если можно, немедленно предпринять шаги к тому, чтобы адмирал Казнаков был отозван и замене другим. Александр Иванович вполне со мной согласился и обещал написать в Петербург. Последующие дни мы были заняты обязательными визитами, которыми исправно обменивались с членами приехавших делегаций, в том числе, и с австрийской; у себя дома вместе с бароном Таубе, мы готовили описание Гульского инцидента – Exposu de faits; вместе мы составили его по-русски, и барон Таубе переводил на французский язык, которым владел в совершенстве. Exposu это должно было быть напечатано и роздано всем членам комиссии; оно должно было послужить исходным пунктом для разбора дела. Такое же Exposu, со своей точкой зрения. Готовили и англичане, в делегации коих состоял выдающийся юрист Sir Edward Frey.
andreyfinn: Незадолго до праздников все члены нашей делегации как-то собрались на завтраке у нашего Морского агента. Как раз во время завтрака была получена шифрованная телеграмма на имя адмирала и, крайне заинтересованный ею, адмирал попросил меня тотчас же расшифровать. Приступив к этому, я по первым словам, понял, что телеграмма эта является результатом письма А.И. Нелидова. Телеграмма была подписана Великим Князем генерал-адъютантом – «Алексей». Сказано было приблизительно следующее: «Государь Император. Ввиду перерыва занятий комиссии на время предстоящих праздников, желает выслушать ваш личный доклад по делу, выезжайте немедленно». Я был отчасти виновник этой телеграммы но прочел ее с радостью и совесть моя была чиста; правда, неловко мне было по отношению к адмиралу. Которого я очень любил и уважал. Но дело важнее личных отношений. Адмирал наш был совершенно поражен такой неожиданностью, но, во общем, кажется, был доволен. Мне он заявил. Чтобы я готовился ему сопутствовать. Однако, ехать мне никуда не пришлось. Спустя короткое время затем адмирал Казнаков уехал в Петербург для «личного доклада». Обещал очень скоро вернуться обратно. Меня он, в конце концов, решил оставить в Париже, на случай каких-либо сношений по делам следственной комиссии. Тотчас, по приезде в Петербург, он предполагал мне сообщить о времени возвращения и дать дальнейшие указания; но более ему вернуться уже не пришлось. Я вскоре получил от него чрезвычайно сердечное письмо, в котором он повествовал о своих свиданиях со всем высшим начальством, которое, между прочим, поголовно отрицало свое участие в вызове адмирала обратно. То же ему сообщил и Вел. Князь генерал-адмирал Алексей Александрович. Вскоре наш Морской агент поделился с нами полученным сообщением, что вице-адмирал Федор Васильевич Дубасов назначен преемником адмирала Казнакова и к концу Рождественских праздников приедет в Париж. Адмирала Дубасова я знал только по разным Совещаниям, в которых он принимал всегда деятельное участие. Своей внешностью и манерой себя держать адмирал производил очень импонирующее впечатление. Он проявлял большую твердость и резко и прямо высказывал свои мнения. Говорил он прекрасно, медленно, уверенно и очень сжато. С взглядами его в совещаниях очень считались. Несколько праздничных дней прошли для нас, остававшихся в Париже, незаметно, и день приезда нового председателя наступил. Облачившись в соответствующую форму, как это полагалось у штатских – сюртуки и цилиндры, - мы отправились встречать его с некоторым трепетом, сознавая, что теперь уже будет музыка не та. Как я выше упоминал, по желанию адмирала Казнакова, мы все поместились в Mirabeaux на rue de la Parix, в то время бывшем в полном упадке. Адмирал Дубасов имел свой излюбленный Hotel Vendome и просил Морского агента озаботиться там для него помещением. Конечно, надо и нам всем было туда перебраться. Это было нелегко. Хозяин Mirabeaux был очень обижен, находил, что такой переезд портит renommee его отель, помимо того. Что приносит убыток. И хотел жаловаться чуть ли не Государю. В конце концов, накануне приезда адмирала. Мы все же все перебрались в Vendome. Для адмирала было помещение в две комнаты, затем отдельная комната была устроена для занятий, и мы все заняли по комнате. Hotel этот был прекрасный и мы все устроились комфортабельно. Ресторана там не было, и мы либо ходили по разным местам питаться. Либо нам приносили обеды. Так как почти о каждом нашем шаге писали в газетах. То особой свободой в своей частной жизни мы вообще не пользовались. Но возвращаюсь к приезду адмирала. Подошел поезд и вышел адмирал. Высокий, широкоплечий и сухощавый, рыжеватыми волосами, зачесанными вперед на висках. В тот же вечер состоялось у нас дома заседание, где адмирал подробно ознакомился с документами и получил от нас объяснения по разным вопросам. На другой день адмирал проделал все обязательные визиты, представлялся Президенту и Министру Delcassu, у которого затем мы все по приглашению завтракали. Завтрак этот прошел очень оживленно и симпатично. С бароном Таубе мы вдвоем заканчивали свое Exposu de faits. Наш адмирал, видимо, еще не составил себе мнения о действительном положении дела, и каждый вечер мы у него собирались для выяснения всех подробностей.
andreyfinn: К капитану Кладо, в связи с написанным им в «Новом Времени» фельетоном, он относился очень отрицательно. Свидетельские показания, которые нам приходилось выслушивать от офицеров, приехавших с эскадры, давали много материала, но не выясняли дела вполне, и было все еще мало данных, чтобы выступить в комиссии твердо и вполне уверенно. Затребованы были с эскадры подлинные телеграфные ленты и выписки из вахтенных журналов. Тем временем, следственная комиссия собиралась раза два в полном составе на quai d”Orsay, для распорядительных заседаний. Была организованна канцелярия и намечен порядок работ. Наш юридический представитель барон Таубе и английский Mr. Frey в одном из заседаний ознакомили комиссию с своими взглядами на происшедший инцидент. Коротко говоря, наш представитель утверждал, что рыбачьи пароходы на Доггер-банке были без огней, и на судах эскадры видели ясно выделившиеся из них два миноносца, против которых и была открыта стрельба. Англичанин же утверждал, что пароходы все были с установленными огнями и никаких миноносцев не было и быть не могло. Ясно, что такие два диаметрально противоположные мнения помирить было невозможно и становилось чрезвычайно интересным, какой же выход из этого положения будет найден. Было установлено ранее, что будет употребляться во время работы комиссии как официальный язык только французский. Председателем Комиссии был избран старший из присутствующих, французский адмирал Фурнье. Работа начала принимать определенный характер. Утром в десять часов заседания в Министерстве и вечером собрание у нашего адмирала для приготовления к следующему дню. Постепенно выяснились все детали обеими сторонами, и как для той, так и для другой, в зависимости от их взглядов, получались полные картины всего происшедшего. Мы подготовляли имеющиеся материалы в виде телеграфных лент, выписок из журналов, донесений адмирала Рожественского и командиров судов эскадры для представления в Комиссию. Некоторые дополнительно полученные документы внесли много ясности в дело. Наконец, все предварительные совещания и работы были закончены и предстояло приступить к решению дела в публичном заседании, по выслушивании свидетелей обеих сторон. Наш Морской агент в Лондоне, принимавший деятельное участие в наших занятиях и нередко появлявшийся в Париже, приехал как-то с сенсационным известием, что у него имеются два свидетеля англичанина, подтверждающие присутствие миноносцев на Доггер-банке. Желая использовать все средства, адмирал предложил этих свидетелей доставить к заседанию Комиссии в Париж, что и было исполнено. Их поместили в гостинице под строжайшим контролем. Первое знакомство с этими господами, при котором я присутствовал, произвело на нас очень отрицательное впечатление. Представлялось, что это лица ненадежные, охотно готовые за деньги показать что угодно. Сведения их тоже были очень неясны и фантастичны. Их кормили, поили и еще платили им – чего же им было еще желать, они готовы были быть свидетелями бесконечно. Наша разведка – Рачковский и Мануйлов, наблюдая за ними, пришли тоже к очень неблагоприятным выводам. А тут удалось как-то узнать, будто англичане уже знают о наших таинственных свидетелях и якобы имеют доказательства, что эти джентльмены недавно только выпущены из тюрьмы, где сидели за ложные показании под присягой. Так ли это было в действительности или нет – мы не знали, но, в конце концов, адмирал наш не решился воспользоваться этими свидетелями, и они были отправлены обратно в Лондон. Настал, наконец, день заседания. Обе стороны огласили свои Exposu de faits, как они их понимали. Вскоре попросил слова английский адмирал, пожилой Sir Beaumont и, встав, начал длинное изложение всего дела и своего взгляда на английском языке. Лишь только он закончил свою речь, поднялся адмирал Дубасов и отчетливо и медленно заявил, что в распорядительном своем заседании Комиссия приняла официальным деловым языком – французский язык, английский же адмирал, вопреки этому, выступил с речью на английском языке; посему он, адмирал Дубасов, считает себя вправе и обязанным изложить свою точку зрения на своем языке, т.е. по-русски, и затем адмирал произнес длинную речь по-русски. Большинство присутствовавших хлопали глазами, ничего не понимая. Окончив свое обращение, адмирал Дубасов прибавил, что его, конечно, никто не понял, и поэтому он повторит сказанное по-французски. Эффект от такого выступления адмирала получился колоссальный, и нечего и говорить, что после этого никто уже не покушался говорить на заседаниях по-английски. Однако, как выше я уже указал, взгляды на дело обеих сторон были непримиримы. Заседания продолжались еще, но уже видно было, что на почве выясненного материала постановить решение, удовлетворяющее обе стороны, было почти невозможно. Тогда адмирал Дубасов нашел другой выход. Оставляя в стороне вопрос о том, были ли или нет миноносцы, он предложил Комиссии ответить на вопрос – прав ли был адмирал Рожественский, ведший эскадру из сорока восьми разнообразных судов, когда, неся колоссальную ответственность, под давлением всех агентурных сведений и сообщений с судов самой эскадры, он принял меры для охраны эскадры и в известный момент открыл стрельбу? Как бы поступили при таких условиях адмиралы, члены Комиссии? При этом материальные убытки, причиненные потоплением двух рыбачьих пароходов, адмирал предлагал возместить из сумм Российского Правительства. Комиссия приняла предложения адмирала и на поставленный вопрос адмиралы ответили, что адмирал Рожественский поступил при данных обстоятельствах правильно, и так поступил бы на его месте каждый начальник столь многочисленной и разнородной эскадры. Русское Правительство уплатило 600000 рублей семьям, потерпевшим убытки от потопления пароходов. Я выехал в Петербург один, с докладом адмирала Дубасова генерал-адмиралу, который наш адмирал написал собственноручно. Затем Адмирал вернулся из Парижа, но я его еще не видел. Он в то время был председателем Морского Технического Комитета. В один из ближайших дней адмирал попросил меня зайти к нему. Я немедленно отправился к нему. Он был в очень приподнятом настроении. «Я только что от Государя Императора и после моего доклада Его Величеству угодно было поздравить меня своим генерал-адъютантом», - сказал он. «Прежде всего я хотел поделиться своей радостью с Вами и еще раз поблагодарить Вас за помощь. Теперь скажите, что Вы хотите, чем я могу Вас порадовать. Чин, орден?» Я был искренне тронут и рад за достойного Адмирала. Я же лично чин недавно получил, а высший для меня в то время орден, Владимир 4 ст., адмирал Рожественский перед уходом из Главного Морского Штаба мне уже исходатайствовал. В конце концов, мне была объявлена Высочайшая благодарность в приказе. Так закончилось это нашумевшее в свое время происшествие.
NMD: andreyfinn Огромное спасибо!!!
сарычев: А он шел с эскадрой. А потом - вместе с миноносцем "Прозорливый" (у того потекли холодильники) его торправили в Россию. С уважением
сарычев: Про Гулльский инцидент - царское спасибо. С уважением
сарычев: По поводу невозвращения Кладо на эскадру - у военных все по приказу. Списался же в Порт-Саиде с "Иртыша" староф - л-т П.П. Шмидт - и в Измаил, миноносцем командовать. И это при некомплекте офицеров на эскадре. Так что - война - войной, а кадры тасовались. Г.Граф с "Иртыша" все гадал: что было бы со Шмидтом, останься он на эскадре. Кстати, сам Граф, не догнав эскадру в Носси - бе (в местной командировке был, тоже в Порт-Саиде), пересек самостоятельно (на пароходе) Индийский океан, побывал даже на "Диане" (Сайгон) и, все - таки догнав эскадру, хлебнул Цусимы. А от неприсутствия Кладо эскадра ничуть не потеряла - см. его соображения по поводу возможных (альтернативных) действий переставшей к тому времени существовать эскадры.
GeorgG-L: сарычев пишет: что было бы со Шмидтом, останься он на эскадре Если бы выжил, то учитывая склонность к неврастении мог и того, умом повредиться...
andreyfinn: доклад Гартинга о принятых мерах по охране 2 и 3 ТЭ при прохождении ими Датских проливов нужен?
NMD: Премного обяжете
andreyfinn: Отчет об организации охраны пути следования 2-1 Тихоокеанской эскадры в датских и шведско-норвежских водах, а также и на северном побережье Германии в Арконе, Фемерне, Гамбурге и т.д., устроенной по поручению Департамента полиции коллежским советником Гартингом Петербург, ноябрь 1904 г. В видах принятия мер по ограждению пути следования на Дальний Восток сформированной по высочайшему повелению Второй Тихоокеанской эскадры на меня было возложено поручение по устройству охраны в Балтийском и северной части Немецкого морей, причем перед отъездом из С-Петербурга мне были предоставлены указания лишь в общих чертах. По прибытии 2/15 июля с.г. в г. Копенгаген я немедленно приступил к изучению географического и этнографического положения стран, в коих надлежало ввести предполагаемую организацию, обратив при этом внимание на существующее настроение к России местного населения и в особенности руководящих сфер. По сопоставлении особенностей подлежащих моему надзору местностей выяснилось, что наиболее центральным пунктом для руководства организацией является Копенгаген, и вся последующая деятельность вполне подтвердила правильность этого выбора. Имея постоянною и неотступною заботою не совершить каких-либо неосторожный действий, могущих вызвать нарушение нейтралитета Дании, Швеции, Норвегии и Германии, а равно имея в виду, что в наибольшем общении с прибрежным населением находятся не полицейские власти, а элементы, занимающиеся морской торговлей, я приложил все старания заручиться их доверием и убедить принять участие в охране нашего флота, несмотря на то обстоятельство, что наши посланники в Копенгагене и Стокгольме не допускали мысли, что при существующем настроении общественного мнения в Дании, Швеции и Норвегии вряд ли удастся найти людей, готовых оказать содействие в моем деле. Тем не менее, с целью установления связей я предпринял объезд тех местностей, где представлялось необходимым учредить охранные пункты, и вступил в сношения с нашими нештатными вице-консулами из иностранных подданных, которых после некоторых усилий мне удалось склонить к вступлению в мою организацию; при посредстве последних явилась возможность найти в районах их вице-консульств людей, выразивших согласие на несение сторожевой службы; затем представился случай установить непосредственные сношения с представителями обществ: спасательных Свитцера в Дании и Швеции (Мальме и Гетеборге), морского страхования Эрезунд в мальме, морского страхования в Гетеборге, восточно-азиатского пароходства и многих других; пользуясь расположением датских властей к России, я достиг того, что таковые официально не препятствовали своей организации, а в частности оказали даже некоторою помощь, а именно: Морское министерство циркулярно предписало начальникам всех маяков иметь особое наблюдение за появлением разных судов. Министерство финансов отдало распоряжение о бдительном досмотре прибывающих грузов, багажа и пассажиров с обращением особого внимания на ввоз взрывчатых веществ и Министерство юстиции по моим ходатайствам не отказывало в приказаниях полицейским учреждениям об оказании мне содействия. Из опасения не встретить достаточную предупредительность со стороны высшей администрации Швеции и Норвегии я прибег к содействию отдельных должностных лиц, из числа коих оказали особые услуги начальники лоцманов в Гетеборге, Гельсингборе м Мальме. Установив добрые отношения с вышеперечисленными лицами. Я уже приобрел возможность приступить к самой организации охраны и учредил наблюдательные пункты в следующих местах:
andreyfinn: А. Дания Все побережье Дании было покрыто целой сетью наблюдательных пунктов, а именно: 1. Гьедер, 2. Факкельбеьерг, 3. Багнкоп, 4. Нои, 5. Логальсгавн, 6. Альбуен, 7. Маснезунд, 8. Карреберкеминде, 9. Скиельскер, 10. Муллеруп. 11. О-в Омэ, 12. Ньюборг, 13. Корсер, 14. Нордсков. 15. О-в Ромсэ. 16. Киертеминде, 17. Слипсгавн, 18. Свенборг, 19. Рудкиэбинг, 20. Фоборг, 21. Миддельфарг, 22. О-в Сейрэ, 23. о-в Самсэ, 24. Каллундборг, 25. Рэвснэс, 26. Гниберн в Зиеландс-Одде. 27. Линес, 28. Гельсингер, 29. О-в Анхольт, 30. Эсгерби, 31. вестэрэ на о-ве Лезэ. 32. Грено, 33. Ольборг, 34. Фредериксгавн, 35. Себи, 36. Страндби, 37. Хиршхольменсэ, 38. Скаген. О-в Борнгольм. Охрана имелась в следующих городах: 39. Сванеке, 40. Рэнне, 41. Гаслэ, 43. Аллинге и 44. Гудьем, 45. о-в Христиансэ О-в Готланд. Охрана имелась в следующих городах: 46. Висби, 47. Бурквик, 48. Гобург и 49. Фаллуден. Б. Швеция Охранные пункты имелись в городах: 50. Огус, 51. Слисе, 52. Сандхаммарен, 53. Симбрисгамн, 54. Гельсингборг, 55. Мальме, 56. Треллеборг, 57. Фальстербо, 58. Куллен, 59. Гегенас, 60. Сканер, 61. Варберг, 62. Гетеборг и в близлежащих шхерах: 63. Бренне, 64. Винга, 65. Вронге, 66. Рене, 67. Марстранд, 68. Лизекиль, 69. Уддевалла, 70. Стромстад. В. Норвегия Охранные пункты имелись в городах: 71. Христиания, 72. Тенсберг, 73. Лаврик, 74. Крагерэ, 75. Эстерризер, 76. Арендаль, 77. Линдесенес, 78. Ставангер, 79. Берген. Г. Германия Охранные пункты имелись в: 80. Арконе, 81. Фемерне, 82. Даргерорте, 83. Мариенлейхте, 84. Штетине, 85. Гамбурге. Почти все заведовавшие пунктами живут на побережье и тесно связаны со всем происходящим в водах их района. Охрана производилась ими не только в местах их проживания но и на всем пространстве между этими пунктами. Такой тщательный контроль имел результатом, что ни одно появление японцев во вверенном каждому из них районов не происходило незаметным и я немедленно мог принимать своевременно необходимые меры. Пароходы. Помимо контроля на побережье мною были установлены наблюдение и в море при посредстве законтрактованных пароходов, беспрерывно крейсировавших в датских и шведско-норвежских водах. Пароходы эти находились между собою в сношениях и таким образом составляли непрерывную цепь, которой производился постоянный контроль. С половины августа крейсировали следующие пароходы: 1. норвежская пароходная яхта «Турист», 2. немецкая пароходная яхта «Сабин», 3. датский буксирный пароход «Драгер», 4. большой пароход спасательного общества Свитцера «Гельсингер», 5. пароход «Миельнер», 6. парусная яхта «Мохавк», крейсировавшая в течении одного месяца в Большом Бельте, была предоставлена мне безвозвратно собственником – крупным датским негоциантом Ейнаром Якобс и на ней находился в качестве доверенного лица барон Герсдорф, 7. рыбный куттер «Еллен», 8. пароход «Исбиорн» и 9. пароход «Фрига». Ввиду того, что имена пароходов «Турист» и «Сабин» проникли в печать благодаря неосторожности капитана первого из них, эти два парохода были отставлены от службы (прим. – в сентябре 1904 г. пароход «Турист» был задержан шведскими таможенниками в Гетеборге, и капитан, норвежец Олаф Сторм, на допросе дал откровенные показания о характере своей службы на русское правительство. Об этом происшествии Гартинг сообщил директору Департамента полиции в донесении от 6/19 сенятбря) и на их место были зафрахтованы пароходы: 10. «Флинтренен» и 11. «Рольф».
andreyfinn: Кроме того, за две недели до прохода Второй эскадры и до прибытия оной в Скаген крейсировал еще спасательный пароход «Фредериксгавн» и во время прохода эскадры, кроме вышеназванных пароходов, сторожевая служба производилась еще пароходами общества Свитцера «Категат», «Герта» и «Эрезунд». Таким образом, во время следования эскадры во вверенном моему наблюдению районе сторожевая служба производилась 12-тью пароходами, что позволяло мне расставить их в таком порядке, что наш флот все время находился на виду сторожевых пароходов, не терявших его ни на минуту из виду. Многочисленность сторожевых судов позволяла мне, не будучи осведомленным о точном курсе Второй эскадры и не получив от адмирала Рожественского указаний, как сноситься с ним в случае надобности, расставить свою флотилию во всех узких проходах и в особенности в тех местах, где эскадра могла менять курс. Подобная расстановка судов оказала серьезную услугу броненосцу «Князь Суворов», который, несомненно, сел бы на мель без своевременного предупреждения моим доверенным лицом капитаном Люткеном, находившимся на пароходе «Исбиорн». Это произошло следующим образом: сторожевой пароход «Исбиорн» нес свою службу вблизи Ревснес. Недалеко от мелководной местности, называемой Хатербар, и заметил, что броненосец «Дмитрий Донской» и транспорт «Корея» держали курс на эту мель, но, не имея достаточной быстроходности, «Исбиорн» не успел предупредить о сем указанные суда, но зато датский миноносец «Зебиорнен» пошел навстречу и сообщил о грозящей опасности. Сперва русские суда отнеслись недоверчиво к этому предупреждению, но затем, заметив свою ошибку, должны были повернуть обратно и обойти это место. Через несколько времени наш сторожевой пароход «Исбиорн», видя, что и последующая часть броненосцев следует по тому же опасному направлению, и не имея сигналов для переговоров с русской эскадрой, нашел единственный исход лечь поперек пути перед мелью Хатербар и этим маневром спас шедший во главе эскадры броненосец «Князь Суворов» от значительной аварии, заставив таковой совершенно изменить направление пути. Представленное мне по сему поводу капитаном судна «Исбиорн» Люткеном подробное донесение на английском языке при сем прилагается. Помимо зафрахтованных пароходов, благодаря хорошим сношениям со многими представителями фирм морского страхования, удалось найти еще вспомогательных агентов в лице капитанов разных их пароходов, крейсировавших с коммерческими целями между Германией, Данией, Швецией и Норвегией. Вот список пароходов, капитаны которых помогали мне: 1. «Фрея» - капитан датской морской службы Брокмайер, 2. «Линдгольмен» - капитан Биорнсон, 3. «Рутланд» - капитан Матисен, 4. «Вальборк» - капитан Клейн. В силу такой постановки дела я был всегда своевременно извещаем о появлении японцев или их агентов в районе вверенной мне охраны, примером чему может служить обнаружение в Дании и повсеместная проследка японского морского атташе при японской миссии в Берлине Такикавы, так и агентов его, занимающихся явно военно-разведочной деятельностью: лейтенанта запаса прусского флота Цигера и прусского подданного Вальтера Гут; охрана на море также правильно функционировала, что подтверждается обнаружением сторожевым судном «Еллен» и состоявшими у нас на службе рыбаками двух подозрительных миноносцев неизвестной национальности. При проходе дополнительной партии судов Второй эскадры состоявшей из крейсеров: Олег, Изумруд, Рион и Днепр, пяти миноносцев и транспорта «Океан», сторожевая служба производилась кроме названных уже судов и пароходом «Викинг». Во время остановки этой партии судов в Скагене произошла авария миноносца «Прозорливый», которого понадобилось поднять два раза над водой, что удалось сделать моими сторожевыми пароходами «Фредериксгавн» и «Викинг спасательного общества Свитцера, для каковых действий я сумел получить разрешение общества Свитцера, в чем это общество до того отказывало как нашему консулу, так и императорской миссии в Копенгагене. Независимо изложенного, в деле общего руководства организацией во время прохода нашей эскадры чрез охраняемый район сослужило большую службу то обстоятельство, что за отдельную плату я получил возможность в течении ночного времени по телефону и телеграфу давать указания сторожевым пунктам по всей Дании, Швеции и Норвегии, не покидая своей квартиры.
andreyfinn: При обсуждении в Главном морском штабе вопроса расходов, необходимых для организации вверенной мне охраны, полагалось, что охранная служба потребует около 30-ти человек и понадобится 2-3 парохода для крейсирования в Бельте, причем имелось в виду. Что организация должна будет функционировать не более 3-х месяцев и расход был высчитан в 150 000 руб., каковая сумма была ассигнована Морским министерством. В действительности же охрана продолжалась в течении 4-х с половиною месяцев, ею занималось до 100 человек в охранных пунктах, кроме того крейсировали 9 пароходов от 3-х до 4-х месяцев с экипажем около 100 человек. Эта сложная операция стоила всего 127 631 руб. 98 коп., из которых следует вычесть 3 200 руб., которые понадобились для обеспечения куттера «Еллен» в течении 2-х месяцев, согласно особому приказанию Вашего превосходительства. Таким образом, вся охрана обошлась в 124 431 руб. 98 коп. Сумма эта распределяется следующим образом: 1. Плата за наем пароходов – 85 682 крон 12; 2. Содержание пароходов (уголь, экипажи и все подобные расходы) 47 454 кр. 82; 3. Почтово-телеграфно-телефонные расходы 3 010 кр. 82; 4. Агентурные расходы 11 242 кр.; 5. Расходы мои и моих секретарей в гостиницах, разъезды всех и т.п. 14 233 кр. 75; 6. Пункты, т.е. охрана, производившаяся значительным количеством населения на громадном побережье вверенного моей охране района (всего до 200 человек) 71 406 кр. 07, т.е. около 36 000 руб. Подобный результат можно было достигнуть, конечно, только при соблюдении самой строгой экономии в расходах и благодаря только счастливому подбору людей, из которых все без исключения добросовестно выполнили возложенную на них миссию. Заведующий Берлинской агентурой А. Гартинг
NMD: andreyfinn Спасибо огромное!
сарычев: Насчет Батюшек, погибших в РЯВ - в 10-томнике по РЯВ, вышедшем, где-то, начиная с 08 года, все есть, по-моему, даже с фото в овале. Есть и гравюра - Батюшка с крестом в поднятой руке возглавляет штыковую атаку. Про Гулль - у Семенова в Походе 2 ТОЭ и у Костенко - интересные версии. И у Пикуля в рассказе. О Кладо же - помните: "я - свидетель, а что случилось?" С уважением
полная версия страницы